Архиепископ Иннокентий (Иннокентий Алексеевич Летяев) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Харьковский и Ахтырский.
Биография
Родился 7 июня 1882 года в городе Бийск.
В 1907 году, учась в Казанской духовной академии, пострижен в монашество и рукоположён во иеродиакона. Заканчивая учёбу в 1909 году был рукоположён в иеромонаха. После окончания академии со степенью кандидата богословия назначен преподавателем Иркутской Церковно-учительской семинарии.
В 1911 году — смотритель Иркутского духовного училища.
С 23 января 1913 года — заведующий Иркутской Церковно-учительской семинарией и настоятель Князе-Владимирского монастыря в сане архимандрита.
С 6 марта 1914 года — заведующий Полтавской Церковно-учительской школы и настоятель Сампсоновской церкви, что на поле Полтавской битвы.
7 ноября 1921 года хиротонисан во епископа Клинского, викария Московской епархии.
В 1922г. в Русской Православной Церкви возник обновленческий раскол. Многие священнослужители и миряне первое время были дезориентированы в событиях церковной жизни. К началу 1923г. в епархиях практически не осталось ни одного правящего архиерея в юрисдикции Патриаршей Церкви. Раскол не имел однородной структуры, можно назвать три основные раскольнические группировки: «Живая церковь», «Союз общин древле-апостольской церкви» и «Союз церковного возрождения». Епископ Иннокентий признал ВЦУ и был назначен на Екатеринославскую кафедру, но остался в Клину. В августе 1922г., в противостоянии одиозной «Живой Церкви», вместе с клинским уездным духовенством он поддержал другую, более умеренную обновленческую группировку — организованный епископом Антонием (Грановским) «Союз церковного возрождения», не разделяя полностью воззрений и этой раскольнической группировки. Смутное время продолжалось до июня 1923г., когда был освобожден из-под ареста Святейший Патриарх Тихон. Появилась возможность преодоления внутрицерковных разделений. В связи с этим многие иерархи приносили покаяние в своем участии в обновленческом движении.
В июне 1923 года принёс покаяние и принят в общение с Московской Патриархией в сущем сане.
С 15 октября 1923 года — епископ Ставропольский и Кубанский.
С 20 августа 1926 года — епископ Краснодарский и Кубанский.
1 октября 1927 года — епископ Ростовский, викарий Ярославской епархии.
С 2 ноября 1927 года — епископ Подольский, викарий Московской епархии.
С 18 мая 1932 года — епископ Владимирский.
Был вызван временным членом Временного Патриаршего Священного Синода на зимнюю сессию 1933-1934 годов и в числе прочих епископов подписал циркулярный указ «О новом титуле заместителя Патриаршего Местоблюстителя и о порядке поминовения за богослужениями» от 10 мая 1934 года об усвоении митрополиту Сергию (Страгородскому) титула Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского.
С 5 февраля 1935 года — архиепископ Харьковский.
Арестован 20 июля 1936 и 27 декабря 1936 года постановлением Особого совещания при НКВД СССР приговорён к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет.
В Сиблаге НКВД 8 декабря 1937 года постановлением Тройки УНКВД по Новосибирской области приговорен к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 14 декабря 1937 года. Место расстрела и захоронения неизвестно. Реабилитирован.
Канонизация
22 июня 1993 года определением Синода Украинской Православной Церкви прославлен как местночтимый святой Харьковской епархии.
«Церковная» часть «заговора» в ОРЛП Сиблага 1937 Архиепископ Иннокентий (Летяев)
Часть 1. Биография.
По «делу» об «офицерском заговоре» в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД (ноябрь-декабрь 1937 г.) проходил также иерарх Русской Православной Церкви, архиепископ Харьковский Иннокентий (Летяев) (1881-1937).
В миру Иннокентий Иванович Летяев родился 7 июля 1881 г. в г. Бийске Алтайской губернии в семье священника. В литературе встречается, наряду с 1881-м, и «1882», как дата рождения будущего владыки. Теперь по материалам следствия можно уточнить дату его рождения. В 1907 году, учась в Казанской Духовной Академии, он был пострижен в монашество с тем же именем, что и при рождении, — «Иннокентий» (вероятно, имя было им взято в честь знаменитого миссионера и просветителя, святителя Иннокентия (Вениаминова) Московского (1797-1879), с правнуком которого и моим прадедом Иннокентием Ивановичем Вениаминовым судьба его свела в 1937 г. в сибирском лагере и в одном и том же последнем групповом расстрельном «деле») и рукоположён в иеродиаконы.
В кривом чекистском зеркале допроса в г.Мариинске на «следствии» 1937г. послереволюционный период его пастырской жизни был изображен «контрреволюционной деятельностью»: В 1909 г. о. Иннокентий , заканчивая учебу в академии, был рукоположен в иеромонаха. Темой защищенного им кандидатского сочинения стал «Опыт калмыко-русского богословского словаря. (По трудам А.М.Позднеева «Новый Завет» на калмыцком языке)». Такой выбор темы позволяет предположить, что будущий иерарх интересовался вопросами миссионерства среди малых народов Империи. Одним из близких людей к Летяеву еще в годы учебы академии стал знаменитый в то время миссионер и выдающийся иерарх Русской Церкви Мефодий (Герасимов) (1856 – 1931), — в 1894-1898 гг. епископ Бийский (викарий Томской епархии), в 1899-1912 гг. епископ Забайкальский и Нерчинский, в 1912-1914 гг. епископ Томский и Алтайский, в 1914-1920 гг. архиепископ Оренбургский и Тургайский, в 1922-1931 гг. архиепископ, затем митрополит Харбинский и Маньчжурский С 1893 г. – он возглавлял Алтайскую духовную миссию, а с 1905 г. – Забайкальскую. О личности и деятельности владыки Мефодия будет сказано ниже. В 1913 г. отец Иннокентий был рукоположен в сан архимандрита и назначен заведующим Иркутской церковно-учительской семинарией (преподавателем которой был в 1909-1911 гг.), а также настоятелем Князе-Владимирского монастыря в г. Иркутске. С 1914 г. – он заведующий Александро-Николаевской церковно-учительской школы в Полтавской губернии и одновременно настоятель церкви во имя преподобного Сампсона Странноприимца, сооруженной на месте Полтавской битвы. В 1918г. стали повсеместно закрываться духовные учебные заведения, и тогда о. Иннокентий поменял место своей службы: он был назначен в распоряжение Тульского епархиального архиерея, а в 1921 г. хиротонисан во епископа Клинского, викария Московской епархии, став при этом одним из ближайших помощников Святейшего Патриарха Тихона. Когда в мае 1922г. Патриарх Тихон был заключен под домашний арест, он поручил управление Московской епархией Преосвященному Иннокентию (Летяеву). В 1922 г. верность владыки Иннокентия Церкви подверглась серьезному испытанию: он уклонился в обновленческий раскол, примкнув в «Союзу церковного возрождения» и побыл обновленческим «епископом Екатеринославским». В июне 1923 г. Святитель Тихон, после известного компромисса с властью, освободился из тюремного заключения и повел решительную борьбу с обновленческим расколом. Принеся покаяние, владыка Иннокентий (Летяев) в том же году воссоединился с РПЦ,. 15 октября 1923 г. он был назначен епископом Ставропольским и Кавказским, в 1924 г. – епископом Витебским. В биографии владыки в базе новомучеников на сайте ПСТГУ отмечается его выдающуяся роль в борьбе с обновленчеством: «Уже 6 сентября 1924 года в Витебской Никольской батальонной (железнодорожной) церкви Витебское духовенство и многочисленные верующие торжественно встречали епископа Иннокентия (Летяева), который за короткое время снискал любовь и уважение православных Витебска. Его приезд повлек за собой массовое возвращение духовенства Витебска из обновленчества. За исключением кафедрального Николаевского собора все храмы города признали власть Патриарха Тихона. Переход из обновленчества в Православие ранее отпавшего от церкви духовенства сопровождался всенародным покаянием последнего, после чего храмы окроплялись епископом Иннокентием святой водой. Но уже к ноябрю 1924 года епископ Иннокентий (Летяев) проживал в Москве… После смерти Патриарха Тихона, 12 апреля 1925 года епископ Иннокентий подписал акт о передаче высшей церковной власти митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому). Возможно, что это стало причиной ареста владыки Иннокентия и заключения его в Бутырскую тюрьму в 1925 году.» В 1926 г. епископ Иннокентий освободился и после недолгого занятия Краснодарской и Кубанской кафедры был выслан в Белгород. После освобождения из ссылки он был назначен в 1927 г. — сначала епископом Ростовским, викарием Ярославской епархии (пробыл на этой кафедре только месяц), затем епископом Подольским, викарием Московской епархии. С 1932 г. он – епископ Владимирский. Далее последовало восхождение в степени духовного служения. В 1934 г., продолжая управлять Владимирской епархией, владыка Иннокентий был возведен в сан архиепископа и стал членом Временного Патриаршего Священного Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском). 5 февраля 1935 г. иерарх получил свое последнее назначение, став архиепископом Харьковским.
«Вопрос: Каким образом вы были вовлечены в организацию Адамовичем?
Ответ: Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен сказать, что я являюсь выходцем из семьи служителя религиозного культа и воспитанник архиепископа Мефодия Герасимова.
По протекции Герасимова я в 1909 году окончил духовную академию. По…(нрзб.) еще в духовной академии постригся в монахи. По окончании духовной академии я занимал ряд ответственных верховных должностей и затем стал архиепископом. Мои политические взгляды начали формироваться в монархической среде студенчества духовной академии, а, окончив академию и заняв руководящее положение в церкви, я стал убежденным монархистом. Таким образом октябрьскую революцию я встретил враждебно и затем оставался преданным тихоновскому течению. Я до настоящего времени, как архиепископ, пользуясь влиянием среди духовенства и религиозного населения, вел активную борьбу с советской властью». (Л. 66, 66 об.).
Вполне вероятно, что октябрьскую революцию иерарх действительно встретил враждебно, а, по своим политическим убеждениям, был монархистом, как и многие представители епископата, но дальнейшая его «активная борьба с советской властью», которая якобы продолжалась до его ареста в 1936 г. – обычная для таких «дел» клишированная выдумка «следствия». Показательна обозначенная в протоколе допроса принадлежность владыки к «тихоновскому течению», то есть к каноническим структурам РПЦ, — по версии «следствия», это предполагало его враждебность к советскому строю.
Митрополит Харбинский и Маньчжурский Мефодий (Герасимов).
На допросе владыки Иннокентия в Мариинской тюрьме 27 ноября 1037 г. следователя, начальника 3 отдела УГБ УНКВД по Новосибирской области старший лейтенант госбезопасности И.И. Колесникова, особенно интересовали его прошлые связи с духовным наставником юности митрополитом Харбинским и Маньчжурским Мефодием (Герасимовым). Такая связь была настоящим «подарком» для «следствия», утверждавшего, что мнимый «офицерский заговор» в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД, — как и другие подобные лагерные «заговоры» — инспирированы Харбинскими белоэмигрантскими политическими кругами и особенно Харбинским отделом РОВС. Владыка Мефодий, эмигрировавший в 1919 г. вместе с белой армией и возглавивший по просьбе митрополита Антония (Храповицкого) в 1922 г. Харбинскую епархию действительно был связан с белоэмигрантскими кругами и поддерживал отношения с созданным в 1924 г. Харбинским отделом РОВС, входил в его состав. Но связи с духовными лицами в закрытом Советском Союзе были для Харбинского владыки, как и для иных зарубежных владык, трудны. Если им удавалось передать о себе «весточки» бывшим товарищам по служению, то такие, если оказывались в распоряжении чекистов, могли стать для адресатов материалом обвинения против них. Так вероятно произошло с архиепископом Иннокентием (Летяевым). Фрагмент допроса владыки Иннокентия о его отношениях с митрополитом Мефодием (Герасимовым) после эмиграции последнего имеет смысл привести полностью:
«Вопрос: К вашим обязанностям в организации мы вернемся. Дайте следствию показание, где в данное время находится архиепископ Мефодий Герасимов? (Так оказывалось, что следователь и начальник отдела УГБ Колесников, ведущий «громкие» лагерные дела о «заговорах», связанных с белой эмиграцией в Харбине, не знает, что владыка Мефодий скончался в1931 г. и интересуется его местонахождением, а также не знает, что он не «архиепископ», а митрополит, — И.К.).
Ответ: Перед разгромом Колчаковской армии архиепископ Мефодий находился в Свияжеске, затем с остатками Колчаковской армии эмигрировал в Харбин. Как мне известно, в Харбине он скончался, — кажется, в 1930-е годы. (Ответ показывает состояние человека в лагере, ученик и друг покойного владыки не помнит точного года его смерти, — И.К.).
Вопрос: Что Вам известно контрреволюционной деятельности в Харбине архиепископа Мефодия?
Ответ: До его смерти мне ничего известно не было. После смерти я из газет узнал, что Мефодий в Харбине входил в РОВС и представлял в этом Союзе духовенство России. Он принимал активное участие через духовенство в Советском Союзе в организации контрреволюционных формирований с целью свержения Советской власти. (Л. 67 об.).
Из дальнейшего протокола допроса видно, что подобный ответ не удовлетворил следователя, и он стал добиваться показаний о «заговорщических» связях владык Иннокентия и Мефодия по существу. И подследственный признал, вероятно под нажимом, факт такой связи с эмигрантом-иерархом в виде письма, полученного им в 1928 г.
«Вопрос: Вы говорите неправду. Вы были связаны с Мефодием и получали его указания, исходящие от РОВС о развертывании крвй работыю Дайте по этому поводу исчерпывающие показания! (Обращает внимание, что требование в допросе «дать показания» сопровождено восклицательным знаком, — видимо, чтобы обозначить рвение добивающегося правды от «врага народа» «честного» следователя, — И.К.).
Ответ: Я говорю правду и повторяю, что о контрреволюционной деятельности Мефодия в РОВС я узнал из газет.
(И далее в том же ответе следует резкое изменение показаний. Владыка Иннокентий вдруг начинает, — в противоречии с записанной выше фразой, — рассказывать требуемые следствием «факты» о «контрреволюционной деятельности» владыки Мефодия и об их «преступной» связи, — И.К.).
Не отрицаю, что в 1928 году я, состоя Ставропольским архиепископом, получил одно письмо от Мефодия, но на это письмо я не ответил, боясь ответственности. (Следует отметить неточность в показаниях подследственного. Епископом Ставропольским и Кавказским владыка Иннокентий был с 15 октября 1923 г. по 2 сентября 1924 г. Таким образом, в протоколе допроса оказались неверно названы: сан допрашиваемого в то время (архиепископ вместо епископа) и год. Указанным промежутком времени и надо датировать полученное им письмо от владыки Мефодия, если сам факт получения этого письма тоже не был выдуман «следствием» или если допрашиваемый не перепутал занимаемую им кафедру, — И.К.).
Вопрос: Что вам писал в этом письме Мефодий?
Ответ: Письмо было получено через почту, естественно многое (?) в этом письме Мефодий написать не мог. Письмо носило семейный характер, однако должен признать, что в этом письме Мефодий в завуалированной форме дал мне понять, что сидеть… (нрзб) руководителем (?) нельзя и надо действовать, развертывая контрреволюционную работу против Советской власти.
Вопрос: Вы эти указания Мефодия выполнили?
Ответ: Да.
Вопрос: Что вами сделано по этим указаниям?
О: Моя контрреволюционная деятельность против советской власти, о которой я сказал выше, явилась результатом выполнения этих указаний Мефодия. К тому же должен признать, что, вступая в контрреволюционную офицерскую повстанческую организацию в лагерях, я выполнял завещание Мефодия, — не останавливаясь ни перед чем, вести борьбу с соввластью». (Л. 68, 68 об.).
Так фантазия чекиста Колесникова превратила якобы полученные владыкой Иннокентием в частном письме в 1926 г. «контрреволюционные указания» в «завуалированной форме» (!) в целое «завещание», которое обвиняемый иерарх «выполнял», — в том числе и тогда, когда его заключили в лагерь. Любопытны обстоятельства «дела» 1936 г., по которому архиепископ Харьковский Иннокентий (Летяев) подвергся репрессии и оказался в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД. 26 июня 1936 года он был арестован Харьковским областным Управлением НКВД и помещен в Харьковскую тюрьму N 2. В личной УСК владыки Иннокентия указано и его место жительства до ареста «г. Харьков, Еленинская, 19» и место его священнослужения: «до заключения служил в Казанской церкви. 1, 5 года». (Л. 61). Он обвинялся в «антисоветской агитации среди церковников» и «хранении антисоветской литературы». Под последней фигурировала найденная у него при обыске книга известного религиозного философа С.Н. Булгакова. 27 декабря 1936 г. Особым совещанием НКВД владыка был приговорен (все приговоры этого органа были заочными) к пяти годам ИТЛ. Таким образом срок его заключения истекал в 1941 г. ; Л. 61, 62.).
В протоколе допроса этот факт биографии владыки был изложен кратко: «в 1936 г., работая (! – И.К.) харьковским архиепископом, за свою контрреволюционную деятельность был разоблачен и осужден на пять лет исправительных трудовых лагерей.» (Л. 67).
Часть 2. Следствие и отречение.
В учетно-справочной карточке архиепископа Иннокентия (Летяева) значится, что он прибыл (после его осуждения ОСО НКВД) из Сырзанской тюрьмы 6 февраля 1937 г. (очевидно в систему Сиблага, вероятно в г. Мариинск), а в Орлово-Розовский пункт прибыл 28 марта 1937 г. В той же карточке были записаны (столбиком) и «особые приметы» владыки:
«рост – выше средний (то есть выше среднего – И.К.).
телосложение — плотное,
цвет волос – темно русые,
цвет глаз — голубые,
нос — прямой,
прочих примет — нет.» (Л. 61).
В числе известных з/к языков указан «латинский», «специальность: общая — канцелярские работы, узкая – архиепископ», «социальное положение – архиепископ», «социальное происхождение – сын попа». Номер тюремно-лагерного дела з/к Летяева , категория содержания — 3 (Л. 61).
24 ноября 1937 г. владыка Иннокентий был арестован в лагере с большой группой привлеченных по делу об «офицерском заговоре» в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД. Тогда же у него был произведен обыск. Согласно протоколу, у архиепископа было изъято: «1. консервов разных — 7 коробок, 2. четки с иконой — 1, 3. жестяные коробки — 9 штук, 4. личная переписка — 1, 5. очки в футляре – 1, 6. разные лекарства — 9 флаконов.» (Л. 62.). В деле имеется также расписка «Получены от Логвиненко (уполномоченного НКВД, который проводил обыски в лагере, а также следователя по этому «делу») очки в футляре, изъятые при обыске у з/к. Получила секретарь 3-й части Иванова». (Л. 62а). Очки и лекарства обреченному на скорое уничтожение узнику были уже ни к чему. Отбирание таких необходимых предметов повседневного обихода очевидно производилось и для того, чтобы сделать обвиняемых на допросах более податливыми. 25 ноября начальник 3 отдела УГБ УНКВД по Новосибирской области старший лейтенант госбезопасности Иван Игнатьевич Колесников предъявил з/к Летяеву обвинение в членстве в контрреволюционной повстанческой организации и избрал ему мерой пресечения содержание под стражей. (Л. 63).
Прежде чем обратиться к протоколу допроса архиепископа Иннокентия, посмотрим, что на него показали другие участники «заговора». Кратко об «участии» владыки в «повстанческой организации» сообщили епископ Дометиан (Горохов) и протоиерей А.К. Литвинцев (Л. 77 об, 148 об.). Другие фигуранты «церковной» части заговора священнослужители А.А. Ильинский и П.И. Пихтовников не сказали ни слова об архиепископе Иннокентии, уделив в своих показаниях место «бывшему епископу Горохову». Что касается «офицерской» части «заговора», то о своей «вербовке» им архиепископа Иннокентия (Летяева) рассказал на допросе 2 декабря 1937 г. бывший полковник царской армии А.А. Адамович: «Летяеву и Горохову предложил подобрать надежных людей из числа служителей культа, через которых они должны были вести повстанческую агитацию среди заключенных лагпункта, подготовляя последних к восстанию». (Л. 31).
Бывший деникинский подпоручик, сын благочинного А.Г. Лазарев 27 ноября «признал», что владыка якобы был «завербован» Адамовичем по его «рекомендации» (очевидно, схема подобных «вербовок», с обозначениями кто кого «вербовал», была сочинена чекистами ранее самих допросов, хотя при этом они не избежали ошибок, как видно было выше в настоящем исследовании).
Дословно из допроса Лазарева:
«Вопрос: Что вами были сделано по заданию Адамович?
Ответ: По заданию Адамович я стал присматриваться и беседовать на политические темы со знакомыми мне и более близкими по работе офицерами и попами (! — ИК). В результате мной были выявлены, как наиболее подходящие для нашей организации, быв. офицеры Семенов и Пшеничников (по указанному «делу» не проходили и об их судьбе неизвестно, — И.К.) и епископ Летяев, о чем я сообщил Адамовичу, которым они впоследствии также были вовлечены в нашу организацию. (Л. 50.).
Допрос самого владыки Иннокентия следователем Колесниковым состоялся 27 ноября. Остановимся на некоторых его моментах, за исключением изложенной выше «биографической» части и показаний о «связи» в 1920-е гг. с Харбинским митрополитом Мефодием.
Как видно из протокола, его показаниям предшествовало недошедшее до нас заявление владыки Иннокентия на имя следствия о «признании» им своей «вины».
«Вопрос: вы подали заявление на имя следствия о том, что вы являетесь участником контрреволюционной повстанческой офицерской организации РОВС, существовавшей в сибирских лагерях УНКВД. Вы подтверждаете свои заявление?
Ответ: Да, поданное мною заявление я подтверждаю целиком и полностью». (Л. 66).
Далее последовало о мнимой «вербовке» владыки в несуществующую «организацию» бывшим полковником царской армии А.А. Адамовичем, которая якобы произошла летом 1936 года.
«Вопрос: Продолжайте ваши показания об обстоятельствах вовлечения вас Адамовичем в контрреволюционную офицерско-повстанческую организацию.
Ответ: В лагеря я прибыл резко враждебно настроенным к Советской власти (в большинстве протоколов допросов по этому «делу» чекисты повторяли «признание» в изначальной враждебной настроенности вновь прибывших в лагеря, — И.К.) и сразу же стал нащупывать (! – И.К.) своих единомышленников. Вскоре по присыланию в лагеря (так в тексте – И.К.) я познакомился с заключенным Адамович — б/ полковник старой армии. Адамович, также, как и я, оказался враждебно настроенным к Советской власти, что быстро нас сблизило. Часто беседуя с Адамович и обсуждая политику партии и власти в контрреволюционном духе, мы приходили к выводу необходимости активной борьбы с Совластью.
В конце 1936 года в одной из таких бесед Адамович, предварительно взяв с меня слово держать наш разговор в строгой тайне, высказал мне, что в лагерях существует контрреволюционная офицерская повстанческая организация (так и «высказал», по версии «следствия», — И.К.) и предложил мне вступить в эту организацию, на что я дал свое согласие и принял на себя определенные обязанности. (Л. 67).
В большинстве протоколов допросов чекисты излагали обстоятельства таких «вербовок» по одной и той же схеме: есть некий, уже состоящий в заговоре, ранее «завербованный» заключенный, иногда связанный с «сибирским штабом РОВС», — он встречает вновь прибывшего в лагерь «враждебно настроенного» з/к, между ними возникают беседы, которые выявляют совпадение интересов, затем ранее «завербованный» рассказывает своему товарищу о существовании «организации» и предлагает в нее вступить, а тот дает согласие. После этого согласия от более «опытного» следуют «новобранцу» указания по вражеской работе, — тоже однотипные во многих протоколах допросов. Наличие такой общей схемы доказывает, что сам «заговор» в Орлово-Розовском пункте Сиблага НКВД чекисты в его основных чертах придумали заранее, а не импровизировали, сочиняя его «на ходу». В ходе «следствия» «дорисовывались» только некоторые детали.
Давая показания далее, владыка Иннокентий вновь упомянул о своем прошлом духовном наставнике Харбинским архиепископе Мефодии и о его «завещании»:
«Вопрос: Что Вами сделано по этим указаниям?
Ответ: Моя контрреволюционная деятельность против советской власти, о которой я сказал выше, явилась результатом выполнения этих указаний Мефодия. К тому же должен признать, что, вступая в контрреволюционную офицерскую повстанческую организацию в лагерях, я выполнял завещание Мефодия, — не останавливаясь ни перед чем, вести борьбу с соввластью». (Л. 68, 68 об.).
Далее последовал придуманный «следствием» типовой рассказ о целях и задачах «повстанческой организации», а также о ее структуре, — как уже отмечалось, дословно (!) повторенный в показаниях другого иерарха, — епископа Дометиана (Горохова). Это место из показаний приводилось выше в настоящем исследовании — в сюжете о фабрикации «офицерской части» этого «заговора». На вопрос о составе «штаба» организации архиепископом были названы также часто повторяемые в протоколах разных допросов фамилии. Видимо, ведущая это «следствие» бригада чекистов получила этот набор фамилий для вставления в «показания» подследственных лагерников от руководства. Оговорил, в свою очередь, владыка Иннокентий своих подельников епископа Дометиана (Горохова) и отца Александра Литвинцева, назвав их на допросе участниками «заговора». Далее архиепископ вновь перешел к «показаниям» о своей «заговорщической» деятельности.
«Вопрос: Теперь расскажите, какие обязанности вы взяли на себя как участник организации?
Ответ: Я, как архиепископ, взял на себя обязанность подготовить к вооруженному восстанию религиозную часть лагерников и, пользуясь влиянием в этой среде, в момент восстания добиться присоединения их к этому восстанию.
Во время восстания, когда повстанцами будут захвачены окружающие лагерь село и деревня, я должен был в этих селах, как архиепископ, поднять церковников и враждебные элементы и увлечь их в восстание.
Вопрос: В чем выражалась ваша практическая деятельность как участника организации?
Ответ: Моя практическая контрреволюционная деятельность как участника организации заключалась в том, что я среди лагерников систематически вел контрреволюционную агитацию, обрабатывал их в контрреволюционном духе, подготавливая их к вооруженному восстанию» (Л. 69 об., 70). Нетрудно убедиться, что это место из показаний владыки Иннокентия имеет с соответствующим местом из показаний владыки Дометиана только небольшие стилистические отличия. Затем чекист Колесников задал обвиняемому ритуальный для сталинского следствия вопрос – признает ли он себя виновным, на что получил от него полное подтверждение вины (Л. 70). На этом допрос владыки был завершен. На следующий день, 28 ноября, он, в нарушение обычного следственного порядка, заполнил анкетный листок допроса, повторявший данные учетно-справочной карточки (Л. 65) (обычно такие анкетные листки заполнялись либо в день, предшествующий допросу или когда проводился допрос).
Однако духовные мытарства владыки Иннокентия на этом не закончились. 30 ноября он пишет второе «покаянное» заявление на имя следствия, если учесть сделанное им до допроса (не сохранившиеся). Это его заявление в материалах дела сохранилось и ниже приводится. Перед нами страшное свидетельство того, как безжалостная чекистская машина сталинского следствия не только морально, но и духовно уничтожила человека, — Архипастыря Русской Православной Церкви.
«В областное Управление НКВД г. Новосибирска,
Заключенного
Летяева
Иннокентия
Ивановича
Заявление
Признавая вполне мощь Советской власти и ее колоссальные достижения, я осознаю бесполезность усилий эмиграционного духовенства и белогвардейщины подорвать авторитет рабоче-крестьянского государства в интересах своих наемников — представителей капиталистических стран Японии, Германии и др. Белогвардейщина со стороны эмиграционного духовенства в лице Харбинского архиепископа Мелетия, епископа Нестора Камчатского и др. в контакте с капиталистическими странами пускает стрелы, гром и молнии против Советского Союза и старается создать на территории Союза те или иные условия, благоприятствующие для их антисоветской пропаганды. Несомненно, что по этим мотивам и под влиянием белогвардейщины и эмиграционного духовенства организован был «русский обще-воинский союз», в который я был вовлечен заключенным А.А, Адамовичем. Спешность вступления в этот союз не дала возможность мне сразу ориентироваться и сознать весь абсурд тех чаяний белогвардейщины, на которые она надеется. По истечении только известного времени я пришел в себя и серьезно обдумал безумный факт всех затей вышеуказанного «российского обществе-воинского союза»(так в тексте – И.К.) и решил навсегда порвать связь с какими-либо контрреволюционными организациями и всецело отдать последние годы своей жизни по мере сил и способностей на пользу Советского Союза. Если для осуществления моих искренних желаний будет мешать мое звание служителя культа, то для пользы дела я могу оставить это звание и дать обещание не быть служителем культа. Прошу НКВД поверить моему искреннему раскаянию и простить меня в спешном необдуманном поступке вступления в » обще-воинский российский союз», строго не карать меня, а дать возможность хотя (бы) последние дни своей жизни прожить на свободе в мирной обстановке.
Заключенный Летяев Иннокентий Иванович.
1937 30/XI.» (Л. 64, 64 об. Автограф владыки Иннокентия. Карандаш)
Из последних слов этого заявления следует, что чекисты обещали владыке жизнь, а, может быть, скорое освобождение. Вот уже после окончания над ним «следственных» действий появилось это заявление, проникнутое страхом перед дальнейшим длительным лагерным заключением или расстрелом и надеждой за скорое освобождение. Письмо содержит решительное отмежевание от «антисоветских сил» и белогвардейщины, эмигрантского духовенства, среди которого архиепископ Иннокентий упоминает такие видных деятелей и выдающихся иерархов Русской Церкви, как архиепископ Харбинский Мелетий (Зборовский) (1868 – 1946), — преемник скончавшегося в 1931 г. митрополита Мефодия на Харбинской кафедре, епископ Камчатский Нестор (Анисимов) (1885 – 1962).
Пропагандистские обороты заявления, как будто списанные с советских газет, вроде «подорвать авторитет рабоче-крестьянского государства в интересах своих наемников», «в контакте с капиталистическими странами пускает стрелы, гром и молнии против Советского Союза и старается создать на территории Союза те или иные условия, благоприятствующие для их антисоветской пропаганды», свидетельствуют о том, что владыка пытался говорить со своими мучителями на их языке. Он пытается уверить их в «искренности» своего «раскаяния» в несуществующей «контрреволюционной деятельности», полностью принимая навязанные ему «правила игры». Он идет дальше «раскаяния» на словах и выражает готовность доказать его делом, — снять с себя звание служителя культа и дать обещание им больше не быть. Это отречение от пастырства. Последние годы жизни владыка хотел «всецело отдать … по мере сил и способностей на пользу Советского Союза». И потому просил чекистов строго не карать его за «спешный необдуманный поступок вступления в РОВС» и простить, даже отпустить его на свободу.
Последнее пафосное заявление архиепископа Иннокентия с отречением от пастырского звания никак не повлияло на его судьбу. Хотя определенное изменение в общем порядке расправы над ним чекистские палачи, которых владыка надеялся умилостивить, внесли: убили его (вместе с А.А. Степановым) на шесть дней раньше остальной партии приговоренных по этому делу.
В начале декабря 1937 г. (точная дата на документе отсутствует) следователь Колесников объявил з/к Летяеву об окончании «следствия» по его «делу» (Л.70). Решение «тройки», посвященное ему, состоялось 8 декабря:
«СЛУШАЛИ
- № 11354
ЛЕТЯЕВА Иннокентия Ивановича, 1881 г. рождения, урож. с. Блеск б. Томской губернии, сын попа, архиепископ. Осужден в 1936 г. за КРА (контрреволюционную агитацию – И.К.) на 5 лет. Состоял членом к.-р. повстанческой террористической организации, обвиняется) по ст. 58 — 2,8, 11 УК.
ПОСТАНОВИЛИ:
ЛЕТЯЕВА Иннокентия Ивановича
РАССТРЕЛЯТЬ. (Л. 215)».
Согласно выписке из акта о приведении приговора в исполнение, это решение было исполнено 14 декабря 1937 г. (Л. 216).
В 1958 г. владыка по «делу» 1937 г. был реабилитирован решением Президиума Кемеровского суда, а в 1989 г. реабилитирован Прокуратурой Харьковской области по «делу» 1936 г.
22 июня 1993 года определением Синода Украинской Православной Церкви архиепископ Иннокентий (Летяев) был прославлен как местночтимый святой Харьковской епархии. Между тем, по правилам синодальной комиссии, канонизация Иннокентия (Летяева) невозможна: на последнем следствии по своему делу он оговорил и себя и других, а также выразил желание отречься от своего священного сана.
Идет загрузка ...
