Композитор Петр Ильич Чайковский. Часть 4

160226m

«Я являюсь таким, каким меня создал Бог
и каким сделали воспитание,
обстоятельства,свойства того века и той
страны, в коей я живу и действую».

П.И. Чайковский

 

Широко известно признание Чайковского, относящееся к 1885 г., когда он был уже маститым оперным автором: «…есть нечто неудержимое, влекущее всех композиторов к опере: это то, что только она одна дает вам средство сообщаться с массами публики. Мой «Манфред1» будет сыгран раз-другой и надолго скроется, и никто, кроме горсти знатоков, посещающих симфонические концерты, не узнает его. Тогда как опера, и именно только опера, сближает вас с людьми, роднит вашу музыку с настоящей публикой, делает вас достоянием не только отдельных маленьких кружков, но при благоприятных условиях — всего народа»2.

Во «влечении» Чайковского к опере были особые, уже индивидуальные причины. Сильное дарование музыканта-драматурга толкало композитора к такому музыкальному воплощению. Хотя Петр Ильич и говорил, что природа его как композитора лежит в области симфонической музыки, но писал оперы всю жизнь — от «Воеводы» на сюжет А.Н. Островского до «Иоланты». Многое в образности, драматургии, методах развития, музыкальном языке сближает оперы Чайковского с его же симфониями.

«И прежде чем открыть для света
Плотские, смертные глаза,
Нам нужно, чтобы чувство это
Познала вечная душа…
Солнце, небо, звёзд сиянье
Наполняют мир земной,
Всю природу и созданья
Несказанной красотой!»

(из либретто оперы «Иоланта»)

Петр Ильич всегда очень внимательно и трепетно относился к выбору сюжета для своих произведений. Он писал своему ученику и другу, композитору Сергею Танееву: «Я всегда стремился как можно правдивее, искреннее выразить музыкой то, что имелось в тексте. Правдивость же и искренность не суть результат умствований, а непосредственный продукт внутреннего чувства. Дабы чувство это было живое, теплое, я всегда старался выбирать сюжеты, способные согреть меня. Согреть же меня могут только такие сюжеты, в коих действуют настоящие живые люди, чувствующие так же, как и я».

«Иоланта» — последняя опера П.И. Чайковского и одно из самых светлых произведений композитора. Здесь нет ни одного отрицательного персонажа, вся опера наполнена православно-христианским содержанием. Поэтическая одухотворенность, благородство и чистота чувств, трогательная задушевность сделали ее одним из самых гармоничных и светлых произведений Чайковского. В ее музыке воплощена жизнеутверждающая вера в победу светлого начала, в душевные силы человека, стремящегося к правде и добру.

История создания оперы «Иоланта» началась с того, что директор Петербургской императорской труппы Иван Александрович Всеволожский3задумал показать на сцене грандиозное зрелищное представление, состоящее из оперы и балета. Он постоянно просматривал массу литературных материалов — все, что могло быть использовано в качестве либретто или основы для театральных постановок. Так появились два выдающихся музыкальных спектакля: балет «Щелкунчик» и опера «Иоланта». Всю программу совместной постановки, включавшей и балет, и оперу, создавал главный балетмейстер Петербургской императорской труппы Мариус Петипа4. В качестве композитора для создания этого грандиозного музыкального спектакля-феерии был приглашен Петр Ильич Чайковский.

Известный историк музыкальных произведений заслуженный артист России Александр Майкапар5 высказывает мнение, что идея совместного спектакля принадлежала самому композитору, который при этом сам же предлагал юному, на ту пору девятнадцатилетнему Сергею Рахманинову поставить его оперу — тоже одноактную — «Алеко» в один вечер с «Иолантой» вместо своего собственного балета «Щелкунчик»6.

Впервые Петр Ильич Чайковский прочитал одноактную драму в стихах датского писателя Генрика Херца «Дочь короля Рене» (написанную автором в 1845 г.) в переводе Федора Миллера в 1884 г. и еще тогда пленился оригинальностью и поэтичностью сюжета. Другие источники не дают таких абсолютно точных дат: в библиотеке П.И. Чайковского сохранилось издание драмы на немецком языке, вышедшее в свет в Берлине в 1876 г., но когда именно Чайковский познакомился с этим сюжетом — неизвестно. Прошло еще несколько лет, прежде чем он взялся за написание оперы по этому произведению.

В основе либретто7, составленного братом композитора Модестом Чайковским, история, описанная датским поэтом Генрихом Херцем «Дочь короля Рене». Это либретто Модест Петрович создавал по переделанной драме в версии Владимира Зотова8, шедшей в московском Малом театре. Петр Ильич, получив текст, писал в письме брату: «Более чем когда-либо я влюблен в сюжет «Иоланты», и твое либретто сделано вполне отлично… Я напишу такую оперу, что все плакать будут». В сюжете этой драмы Чайковский уловил то искреннее чувство, которое увлекло и поразило его, а переживания героев стали переживаниями самого композитора. Работа над оперой началась 10 июля 1892 г.,
к 4 сентября вся музыка была написана, а в декабре закончена и оркестровка. Первое представление оперы состоялось 18 декабря9 в петербургском Мариинском театре. Успех «Иоланты» был абсолютным. И директор И.А. Всеволожский был очень доволен своей идеей. Но совместного действа из них так и не вышло: это были отдельно прекрасная опера и прекрасный балет. Больше они в единой программе не ставились.

Иоланта — слепая дочь короля Рене, не подозревающая о своем недуге. Уже в начале оперы посредством музыки видно воплощение этого недуга. Оркестровая интродукция выдержана в скорбных, сумрачных тонах; из оркестра исключены струнные инструменты. Холодные, причудливые звучания деревянных духовых инструментов усиливают ощущение неясной тревоги, томительного беспокойства. Этой необычайной тонкостью и богатством красок отличается оркестр «Иоланты», который смог поразить некоторых современников Петра Ильича смелыми непривычными тембровыми эффектами. Даже такого замечательного мастера оркестрового письма, каким был Римский-Корсаков, смутило10 вступление к «Иоланте», написанное для одних деревянных с частичной поддержкой валторны. Между тем Чайковский исходил в данном случае из определенного художественно-выразительного замысла: сумрачное холодное звучание деревянных духовых в низком регистре погружает слушателя в атмосферу вечной безрадостной темноты, среди которой и обречена жить слепая Иоланта.

Она живет, окруженная любовью и заботой близких.По требованию короля Рене окружающие тщательно скрывают от нее эту тайну, никто из посторонних не может проникнуть в замок, иначе его ждет смерть. Ничто не должно напоминать ей о ее недостатке.

Яркий контраст рождает следующая за интродукцией сцена: вступление безмятежной песенной мелодии скрипок со светлым аккомпанементом арфы воспринимается как внезапный поток солнечного света. Беспечной радостью проникнут грациозный хор девушек «Вот тебе лютики, вот васильки». В счастливом неведении Иоланта проводит дни среди подруг, однако с недавнего времени смутные душевные порывы и стремления нарушают ее покой: «Чего-то мне недостает… чего? Хотела бы я знать», «Неужели глаза даны за тем, чтоб только плакать?». В печальном ариозо Иоланты «Отчего это прежде не знала» задумчиво-созерцательное настроение сменяется страстным порывом. Она плачет, тоскует, страдает. Марта и подруги стараются успокоить Иоланту; они призывают музыкантов, чтобы те сыграли что-нибудь веселое. Но Иоланта останавливает их. Они уходят. Ничего не хочет Иоланта — ни прясть, ни петь, ни сказки слушать. Она просит нарвать ей цветов, ведь, перебирая их, это ее успокоит. Укладывая спать Иоланту, служанки поют ей колыбельную, похожую на молитву:

Бог молитве детской внемля,
щедрою рукой ниспошлет на землю
и счастье, и радость, и покой, и мир.
Пусть ангелы крылами навевают сны,
Рея тихо между нами благости полны!
С небеси Господь вселенной взглянет на тебя!
Ниспошлет тебе Он счастье, радость и покой.

Образ Иоланты в этой сцене дан в движении и развитии, он обогащается, приобретая новые черты в ходе действия. Экспозицией его служит небольшое элегически окрашенное ариозо романсного типа «Отчего это прежде не знала ни тоски я, ни горя, ни слез». Обращает на себя внимание его очевидное интонационное сходство с романсом «Ночь» на слова Я.П. Полонского11, оправдываемое известной близостью настроения (вечная ночь, в которой живет Иоланта, безотчетная тоска, томление по чему-то неведомому).

Отец Иоланты — король Рене предпринимает попытку помочь дочери. Он приглашает мавританского врача Эбн-Хакиа. Ожидая приговора врача, Рене рассуждает о смысле страдания: почему Бог допустил такое несчастье в жизни его дочери? В арии короля Рене «Ужели роком осужден» суровая, скорбно патетическая мелодия воплощает душевные страдания любящего отца. Но его слова полны христианского смирения и самопожертвования:

Увидит Иоланта свет иль суждена мне вечно мука
Знать дочь мою объятой тьмою?..
О, Боже, сжалься надо мною!
Господь мой, если грешен я,
За что страдает ангел чистый?
За что поверг из-за меня
Во тьму Ты взор ее лучистый?
Подай мне радостную весть,
Утешь надеждой исцеленья!
Я за нее готов принесть
Корону, власть, мои владенья…
Лиши меня всего, — покоя, счастья
Я все смиренно претерплю,
За все Тебя благословлю!
Смотри, готов во прахе пасть я,
Всего лишится, все отдать,
Но только дай мне не видать
Мое дитя объятым тьмою!
О, Боже, сжалься надо мной,
Перед Тобой готов во прахе пасть я,
О, Боже, Боже мой, сжалься, сжалься надо мною!

Врач сообщает королю, что исцеление возможно только в том случае, если Иоланта узнает о своем несчастье. Но положительный результат он гарантировать не может — «все в Божьей власти!». Эбн-Хакиа говорит, что существует два мира: плотский и духовный, неразрывно связанные между собой. И для того, чтобы произошло исцеление, Иоланта должна жаждать исцеления:

И прежде, чем открыть для света
Мирские, смертные глаза,
Нам нужно, чтобы чувство это
Познать сумела и душа.

Вследствие стечения обстоятельств Иоланта узнает о своей слепоте от графа Водемона, который случайно забредает к ней в сад. Мечтательным и поэтичным обрисован Водемон в романсе «Нет! Чары ласк красы мятежной». Вся эта центральная сцена оперы (встреча Иоланты и Водемона) основана на свободном чередовании ариозных эпизодов, рисующих выразительные музыкальные портреты пылкого, взволнованного рыцаря и нежной, девически чистой Иоланты. Музыкальное развитие чутко передает благоговейный восторг, тревогу, порыв отчаяния и сострадания Водемона, смущение, волнение и печаль Иоланты. В первом разделе сцены восторженной мелодии Водемона, пораженного красотой незнакомки, контрастируют робкие печальные реплики Иоланты, для которой речь рыцаря звучит странно и непонятно. Наиболее драматический средний раздел сцены, где Водемон догадывается о слепоте юной девушки, построен на обмене краткими речитативными репликами, в то время как в оркестре звучит беспокойная остинатная фигура, передающая скрытое волнение и тревогу обоих участников диалога. Постепенно Иоланта проникается теплым доверием к Водемону. На вопрос Иоланты: «Что значит видеть?» Водемон отвечает: «Познавать свет Божий». Объясняя, что такое «свет», он говорит, что это «Чудный первенец творенья, Первый миру дар Творца, Славы Божьей проявленье, Лучший перл Его венца!». Но Водемон не может убедить Иоланту в необходимости зрения, она утверждает, что для того, чтобы видеть, ей не нужен свет! Она и так способна ощущать невидимого Бога:

В жарком дне, в благоуханьи,
В звуках и во мне самой,
Отражен во всех созданьях
Бог незримый и благой!

В завершающем сцену дуэте их голоса сливаются в широком ликующем звучании светлой торжественной мелодии, которая уже раньше была слышна в устах одного Водемона в той же тональности соль мажор. Таким образом, вся сцена получает единое тематическое и тональное обрамление.

Узнав о том, что Иоланта узнала о своем недуге, король Рене объявляет Водемона нарушившим запрет короля. Теперь он подлежит смертной казни, но если Иоланта прозреет, тогда ему будет дарована жизнь. Иоланта готова к самопожертвованию, она примет любое страдание, если это спасет ее возлюбленного. Король говорит о ней, что «как Агнец Божий, она идет на муки».

Иоланта получает исцеление не потому что жаждет прозрения для себя, а потому что тем самым она спасает человека, которого любит. Получив исцеление, она опускается перед Богом на колени:

Благой, великий, неизменный,
Во тьме являл ты мне себя!
Дай мне теперь, Творец вселенной,
Познать Тебя и в свете дня!
Прими хвалу рабы смиренной,
мой голос слаб и робок взгляд,
Перед Тобою сонм блаженный
и Херувимы предстоят!
Но Ты велик и в снисхожденьи,
Твоей любви пределов нет,
и в самом малом из творений
Блестишь, как в капле солнца свет!

Глубоко трогает своим лиризмом финальная сцена, передающая душевный трепет прозревшей Иоланты; торжественно и благоговейно звучит ее обращение «О купол неба лучезарный». Эта заключительная сцена основана на простой величественной теме жизнеутверждающего характера, которая проходит сначала у Иоланты, а затем подхватывается всеми присутствующими, достигая мощного торжествующего звучания в большом ансамбле с хором. Подлинным христианским выражением идеи оперы стал финальный хор, прославляющий Бога, мироздание, свет разума, нравственности и чистоты:

Прими хвалу рабов смиренных!
Во прахе мы перед Тобой!
Слава Тебе, Творец всесильный!
Осанна в вышних! Осанна в вышних!
Ты света истины сиянье,
Слава, слава Тебе, Господь всемогущий!
Ты света истины сиянье,
Слава, слава, Господь Вседержитель,
Творец всемогущий!
Хвала Тебе! Хвала Тебе!

Таким образом, главным, если так можносказать, «героем» оперы оказывается Господь и свет, который во множестве своих обличий исходит от Него, а история дочери короля Рене — притчей12.

Современный нам музыковед Соломон Волков13 назвал оперу «Иоланта» прорывом композитора в «область мистики и область, в которой он является вполне сформировавшимся композитором-символистом».

В советское время религиозный смысл оперы противоречил атеистическому мировоззрению, и поэтому либретто было изменено. В отечественном музыкознании советского периода она не была удостоена пристального внимания. Затрагивая ее как бы «мимоходом», исследователи избегали однозначных выводов. В результате опера потеряла свой драматизм14: многие тексты оперы были изменены, а некоторые арии и вовсе убраны из нее.

«Религиозное начало» в музыке Чайковского предлагалось воспринимать большинством советских музыковедов, к примеру, в качестве «негодного средства успокоения мятущейся души»… Проблема веры как один из аспектов, характеризующих духовный облик композитора, сама по себе достойна внимания и отдельного изучения.

Автор: Священник Анатолий Трушин
Клин православный

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

  • Местная религиозная организация «Православный приход Троицкого собора г. Клин Сергиево-Посадской епархии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)»Страница приходаРусская Православная Церковь, Московская митрополия, Сергиево-Посадская епархия, Клинское благочиние